Летом 1999 года мы с младшим братишкой на месяц застряли в деревне. Предки оставили денег на еду, а сами укатили на юг. Они решили, что я достаточно взрослый, чтобы присмотреть за домом, участком и десятилетним пацаном.
— Я уже был на твоем месте, когда дедушка с бабушкой уехали в Крым, а меня как старшего назначили опекуном над твоими дядей и тетей, — наставлял меня отец, пока мы на пару играли в домино на втором этаже дачного дома. — Так что не думай, будто я не знаю, что делаю. Тогда твой дядька через два дня сломал руку, потому что упал с крыши. Я возил его в больницу, и если бы родители вернулись позже, то мы бы успели снять гипс, и никто бы ничего не узнал.
— То есть, если что-то такое случится, мне тебе не рассказывать?
— Только при крайней нужде, — отец подловил меня на шестерках с двух сторон.
— Нам с мамой нужно побыть вдвоем, — он продолжал говорить, а я рылся на базаре в поисках спасительного «камня». — Ты уже достаточно взрослый, Игорь, чтобы понимать такое. Мне стоило большого труда уговорить ее поехать. Если она почувствует неладное, то сорвется назад. А ей сейчас очень нужен отдых и свежий воздух.
С матерью давно что-то творилось. Она кашляла, плохо спала и похудела, а когда я спрашивал, что происходит, отшучивалась. Типа у нее невроз от того, что я завалил математику.
— Па, у мамы ведь такое было уже четыре года назад. Неужели снова? — спросил я, отдуплившись шестерочным. Где-то оставалась костяшка 6:1.
Он задумался, а потом сказал:
— В этот раз дело серьезней. Но она поправится.
И добавил:
— Если впишешься в бюджет, с меня часы, которые ты хотел. Лады? — он закончил игру, хлопнув по столу последней шестеркой. Третья партия в его пользу.
— Лады, — мы пожали руки.
Я обиделся, что отец подкупает меня часами. С другой стороны, только дурак откажется от такого подгона. Я до сих пор носил электронные Casio, которые купил на барахолке в Царицыне. Выглядят как настоящие, хотя местами краска слезла. Я всем говорил, что эту классическую модель подарил папин друг моряк. Он купил их в Японии и носил много лет, пока не надоело. Никакого моряка, конечно, не было, но мне вроде верили. Пора бы к школе забыть эту историю и сменить мою китайскую подделку на настоящие кварцевые из Швейцарии, чтобы не позориться в выпускном классе.
— А что с Сашкой? Его чем подкупишь? — спросил я.
— Ему много не надо. Мы сошлись на походе в зоопарк и машинке на пульте управления.
— Всегда мечтал о машинке! Если она большая, в нее можно посадить кота. Только представь. Кот мчится за стаей гусей мимо двора тети Лены, а она истошно вопит и не видит, что я управляю всем этим хаосом из-за дерева.
— Неплохо, сын! Когда вернусь, расскажу историю о том, как мы ночью долго трясли кота в коробке.
— Это зачем?
— Ждали, что он сойдет с ума, и бросали его кому-нибудь в окно. Умора была. Он там все крушил, носился по комнате.
— Спасибо за идею, пап. Похоже, нам с Сашкой будет чем заняться.
— Ни в коем случае! И не вздумай сделать это в деревне или тем более с тетей Леной. Здесь телефон только у нее. Буду звонить раз в пять дней и спрашивать, как у вас дела. Усек?
Я кивнул, представляя очумевшего кота в комнате этой сварливой тетки. Он рвет обои, срывает со стены фотографии ее тупых детей и внуков, а еще лучше — до крови впивается ей в ногу. Тетка визжит, а мы с братишкой улепетываем, захлебываясь от смеха. Заманчиво, но мне слишком хотелось получить часы. Конечно, она заслужила. Пожаловалась на меня родителям за то, что я курил у железнодорожной станции, а потом снова — когда посадил Сашку на ее козла по кличке Федор. Мы всего лишь хотели устроить козлородео, а тетка разоралась так, будто мы у нее яйца из курятника воровали.
С тех пор у нас война. Ни дня не проходило, чтобы она не цокнула в мою сторону, когда я шел мимо ее дома за водой. Ничего, скоро поспеют яблоки, и тогда тетке придется не спать ночами, если она хочет сохранить свой урожай белого налива. Отец знал про нашу вражду, посмеивался и говорил, что ссориться с соседями нельзя. И я понимал, что он прав. Хотя кто его знает, что бы сказал отец, будь у нас своя телефонная линия.
***
Через неделю предки уехали. Прыгнули в свою старенькую Ниву и рванули к морю как перезрелые хиппи. На прощанье мать долго обнимала и целовала нас, улыбалась, а глаза были влажные. Будто она винила себя, что опять заболела.
— Не ссорьтесь и постарайтесь не поздно ложиться и рано вставать. Такие чудные дни стоят. Жалко их пропускать, — сказала она. — Если что, идите к тете Лене. Она хорошая.
Я промолчал, а Сашка выдал:
— Ма, мы будем хорошо себя вести. Ты только не умирай!
— Что ты! — запротестовала мать. — Никто не собирается умирать. Я только чуть отдохну и вернусь полная сил.
— Хорошо. Тогда привезите красивых камешков с моря. Я их положу в банку и поставлю на окно.
— Обязательно, Сашенька! Мы с папой соберем тебе самых красивых камней на пляже!
Я переглянулся с отцом. Похоже, он применил запретный прием — надавил на жалость, когда убеждал Сашку не проситься с ними на море. И это сработало. Другой бы в его возрасте мог и разреветься, включить детский эгоизм, но только не мой братишка.
— Поехали, — сказал отец, открыв пассажирскую дверь. — Подумаешь, родители решили развеяться. Сколько мы с вами времени вместе провели и так надоели, что вы не дождетесь, когда мы уедем!
Мама удобно расположилась в кресле, поправила платье, и отец захлопнул дверь. Она опустила стекло и помахала нам.
— Месяц быстро пролетит, — сказала она. — Обещаю, в следующем году поедем на море вместе!
— Подтверждаю! — поддержал отец и положил руку мне на плечо.
— Деньги лежат в Джеке Лондоне у меня на столе. Надеюсь, вам хватит.
— Не переживай. Разберемся.
Отец подмигнул мне и потрепал Сашкины кудрявые волосы.
— Эх, старина, надо было тебя постричь! Когда вернемся, ты совсем зарастешь и превратишься в Маугли.
— Па, а кто такой Маугли?
— Вот это тебе твой брательник и расскажет. Ну все, пора трогаться. До Анапы путь неблизкий.
Отец развернулся и поехал по проселочной дороге через лес. Три коротких сигнала — прощальный ритуал — и Нива скрылась за деревьями.
— Анапа-шманапа, — сказал Сашка, все еще смотря вслед родителям.
— Анапа — отстой! Ялта круче.
— Ялта-хуялта.
— Чего? Ну ты сказанул. Видел бы ты этот город, не стал бы так о нем отзываться.
— Меня еще ни разу на море не брали. Все время на этой даче сидим!
— Есть такое, — согласился я. — Мне повезло, ездил в друзьями семьи примерно в твоем возрасте. А ты тогда еще мелкий был.
— Я и сейчас мелкий. Говорил папе, что мешать им не буду и капризничать. Пусть только возьмут. А он сказал, что в следующем году я подрасту и тогда точно поеду.
— Хрен там нас возьмут! Опять на даче проторчим, говорю тебе. Кто будет за домом смотреть и поливать грядки, пока нас нет. Тетя Лена?
Сашка шмыгнул и потер глаза.
— Если не поедем на море, они будут обманщики!
— Посмотрим, ты тока не хнычь. Есть хочешь?
— Хочу!
— Пойдем, что-нибудь замучу.
Готовить мне не улыбалось. Не то чтобы я не умел. Наоборот. В прошлом году родители и Сашка поехали к бабушке в Рязанскую область, оставив на меня летний дом. Чтобы не скучать, я позвал в гости Наташу, что жила на другом конце деревни. Мы пили вино из отцовского запаса, а когда проголодались, я загорелся и пожарил камбалу. Первый раз в жизни. Она сказала — объеденье и осталась ночевать. Правда утром призналась, что сбежала из дома и последние два дня ела только гречку. Так что моя рыба показалась ей чудом. Мы провели вместе неделю и готовили по очереди, а потом Наташу забрали в Москву. Она успела научить меня рецептам простых блюд и подарила немного любви. Вот бы ее снова увидеть!
— Как насчет жареной картошки с зеленым лучком? — спросил я Сашку.
— А грибы будут?
— Можно и с грибами.
— Здорово!
— Давай-ка нарви нам зелени и бегом на кухню. Будем картошку чистить.
***
Я неплохо справлялся по хозяйству. Составил подходящее меню, исходя из нашего бюджета. Утром гречневая или кукурузная каша. На десерт овсяное печенье с чаем или растворимым кофе. К обеду я варил овощной суп, жарил размороженную камбалу, иногда куриные окорочка. Запивали мы это парным молоком, которое я покупал у деревенского фермера. На ужин был отварной или жареный картофель с тушенкой и салат из того, что росло на грядках. Остатки доставались Синдбаду — нашему коту, бездельнику и гулене. Ему бы стоило ловить расплодившихся мышей, а не шляться ради драк и симпатичных деревенских кисок. Но как заставить? Я предложил Сашке перестать его кормить и вынудить немного поработать. Но он меня не поддержал, сказал, что Синдбаду это не понравится, и я отстал.
Чем-то эти двое были похожи. У обоих отличное лето, только графики разные. Если Синдбад развлекался по ночам, а днем дрых на солнышке, то Сашка по совету мамы вставал рано, завтракал и бежал на речку. Там собиралась компания из его сверстников, которых родители сдали на лето бабушкам и дедушкам. Он забегал на обед, рассказывал текущие новости, типа, кто дальше пролетел на тарзанке, и исчезал до вечера. Удержать его дома мог только дождь, да и то и не всегда. Сашкина банда построила на опушке леса крепкий шалаш, куда все забирались, чтобы переждать непогоду.
Я же мучился со скуки. Мои однолетки не приехали, и Наташа не прислала весточку, оставив меня наедине с книгами, тремя кассетами русского рока и участком в 12 соток. Чтобы почаще выбираться с дачи, я стал за один подход покупать меньше продуктов и чаще ездить за ними в соседний поселок. Иногда меня сопровождал Сашка и каждый раз получал мороженое или шоколад, я же налегал на пряники и батончики «Рот Фронт». Столько сладкого мы еще никогда не ели. И все равно вкуснятина из магазина не помогала. Чего-то не хватало. Я даже плюнул на свою гордость и попросил у тети Лены позвонить в Москву школьному другу. Там все было отлично: на днях марьинские сцепились с братеевскими под мостом через реку, а Олег из десятого замутил с Яной из одиннадцатого. В выходные намечается большая туса на хате, будут все кого я знаю и несколько новых девчонок.
Где-то бурлила жизнь, а я сидел в подмосковной глуши. И прошло-то всего две недели.
— Игорек, твой папа вчера опять звонил, — сообщила тетя Лена, когда я повесил трубку. — Интересовался, справляешься ли ты. Я обещала вас проведать, дом посмотреть. Он будет еще звонить. Зайду что ли сегодня?
— Да хоть через неделю, теть Лен. А лучше через две, когда родители вернутся.
— Злючный ты парень все-таки.
— Сама вы злая. Вы нужны только потому, что у вас телефон. А так бы к вам никто не приходил.
— Ой, как заговорил! А десять минут назад умолял позвонить. Что ж вы, московские, денег на телефон не соберете? Все ходите, побираетесь.
— Пойду я.
— Вот правильно. Иди и больше тут не появляйся. Твоему отцу передам, как ты разговариваешь, невоспитанный.
Я ничего не ответил и двинул домой. В тот день я впервые убил птицу.
***
В нашем доме всегда было оружие. Отец охотился на уток по осени, зимой выслеживал кабанов. Несколько раз он брал меня с собой опробовать ружьишко. Мне понравилось, и я решил однажды прикупить свое. Пока же приходилось довольствоваться воздушкой. Стрелял я неплохо, по мишеням, бутылкам и полудиким собакам, что пролезали к нам на участок. Расплодившиеся твари полюбили компост, где перегнивали органические отходы с кухни. Они ворошили остатки помоев, разрушая надежду матери удобрить ее грядки по весне.
Свинцовые пульки весом в полграмма не могли прикончить зловредных псин, зато развили у них болевой рефлекс. Помню, как подкараулил стайку собак и попал самой наглой в ляжку. Она взвыла и помчалась прочь, ее вороватые компаньоны пустились следом. Я успел перезарядить, шмальнул им вдогонку и, снова услышав визг, похвалил себя за меткость.
С тех пор я дежурил у компоста как охотник на прикормке, пока псины не забыли к нам дорогу. Честно, скучаю по ним и по охотничьему инстинкту, держу воздушку и пульки под рукой и поглядываю на компост. Но никто не приходит.
Я сидел на ступеньках, смотрел, как солнечное зарево пробивается сквозь лес, и пил кофе. Рядом развалился Синдбад, строя планы на ночь. Он уже проснулся и лениво заигрывал с моей ногой. На ограду в 15 метрах от меня приземлился воробей и принялся прыгать по штакетнику.
— Когда же ты поймаешь хоть одну мышь, обормот? — спросил я кота.
— Он не хочет, — ответил за него Сашка, который доедал ужин на кухне.
— Но он должен, он же кот! — парировал я.
— Может, ему жалко мышей?
— Интересная версия. Думаю, что у него не проснулся охотничий инстинкт. Он еще не почувствовал крови.
— Он ведь домашний. Зачем ему быть хищником? — удивился Сашка.
— Ну хотя бы для того, чтобы мыши не шуршали на веранде.
— Они хорошие! Помнишь, как мы нашли в дровнике их гнездо, там такие маленькие мышата были, а ты сказал их не трогать, потому что мама-мышь и папа-мышь скоро вернутся с работы и расстроятся, если увидят нас.
— Помню. В это время они сто пудняк грызли нашу крупу.
— Ну и что! Крупы у нас много.
— Знаешь что, кажется я знаю, как заставить Синдбада охотиться, — сказал я, смотря на воробья. Тот продолжал резвиться на заборе.
Я осторожно поднялся, чтобы не спугнуть птицу, отодвинул занавеску и прошмыгнул на веранду. Ружье стояло на прежнем месте у шкафчика, боеприпасы лежали на подоконнике в спичечном коробке. Переломив тугой ствол, я вставил в него усиленную пульку с «юбочкой» и защелкнул обратно.
— Ты что, хочешь в Синдбада выстрелить? — воскликнул Сашка.
— Дурак что ли? Нет, в кое-кого другого.
Воробей все еще сидел на заборе. Я одернул занавеску и прислонил винтовку к дверному косяку, чтобы попасть наверняка. Сашка понял, где моя цель, проследив за стволом.
— Воробушек, лети! — крикнул он, но я выстрелил раньше.
— Попал?
Я знал, что попал. Просто хотел, чтобы братишка меня оценил. Но он только ткнул мне в ребро кулачком и заплакал.
— Это же всего лишь мелкая птица!
— Сам ты мелкий! Ему ведь больно.
— Вряд ли. Я собираюсь, угостить Синдбада свежим мясом. Посмотрим, что осталось от воробья?
— Нет!
Птица свалилась за ограду, и мне понадобилась палка, чтобы подтянуть тушку. На груди у воробья виднелась алая точка — хороший выстрел. Я позвал Синдбада, но он не пошел, без интереса глянув в мою сторону. Пришлось доставить его на руках.
— Добавка к ужину!
Я опустил его у птицы, но Синдбад словно ее не заметил. Тогда я ткнул его носом в тушку. Он принюхался, развернулся и пошел к насиженному месту на ступеньке. Неблагодарная скотина!
— Он отказался от воробья! — крикнул я
Сашка выглянул и, увидев кота на месте, бросился к нему и принялся тормошить.
— Ты мой Синдбад! Молодец, что не стал птицу есть. И никогда не ешь. Я тебе за это буду кусочки вкусные давать.
Я присел рядом с ними и взял кружку с остывшим кофе.
— Нет в нем звериной кровожадности. Непонятный какой-то кот.
Пора было закопать воробья. Я собрался за лопатой в сарай, но Сашка схватил меня за руку и сказал:
— Смотри!
На месте убитого воробья сидели две ласточки. Этих подвижных птиц мы видели много раз, но никогда еще они не были такими спокойными.
— Чего это они тут делают?
— Не знаю. Ээээ, ты глянь!
К штакетнику подлетели три воробья и трясогузка, а за ними пара пеночек и малиновка, рядом примостился дятел и еще какая-то нарядная птица с хохолком и длинным хвостом.
— Это сойка! — выпалил Сашка. — Я ее только один раз видел у бабушки в деревне!
Пернатые продолжали слетаться. На штакетнике стало тесновато, и они рассаживались на соседней яблоне. Стайка обычно шумных дроздов опустилась на ветки и замерла. Последней прибыла ворона и, вместо того чтобы разогнать всю делегацию, спокойно устроилась на дереве.
— Никогда не видел столько разных птиц сразу! А ты? — спросил я Сашку.
— Только в зоопарке в прошлом году вместе с папой.
— Это так странно.
— Они на похороны прилетели попрощаться с воробушком.
Такого не бывает, и все же птицы сидели в трауре, по крайней мере выглядело это так. Будь у меня знакомый орнитолог, я бы у него спросил, умеют ли они грустить.
— Гарик, а вдруг они будут тебе мстить как в том фильме, что мы смотрели?
— Шутишь что ли? — я не впечатлительный, но фильм Хичкока помнил хорошо и представил, как ворона на большой скорости пробивает мне голову клювом, и вздрогнул.
— Сашка, я больше ни в одну животину не выстрелю.
— Честно?
— Точно тебе говорю.
— Ну тогда они тебя наказывать не будут.
— Было бы неплохо.
Мы не двигались, пока церемония не закончилась. Ворона все же показала, кто главный, закаркала и разогнала всех пернатых с забора и яблони. Я закончил дело, вырыв для воробушка ямку поглубже, а Сашка воткнул в свежую землю ветку малины и полил водой.
— Пойдем что ли печку растопим, — сказал я. — Холодает.
Мы пили чай с сухарями и вареньем за грубым сосновым столом, что сделали вместе с отцом.
— Все печенье съели. Купим завтра? — спросил Сашка.
— Конечно! Купим, что хочешь. Только у нас немного денег осталось. Но завтра можно.
— Здорово! Я хочу шоколадных конфет и вафель, а еще эклеров.
— Ладно. Помнишь, как в прошлом году доллар подорожал? Я обменял свои 100 баксов, что мне дед подарил, и купил много всякой всячины.
— Помню! Ты торт принес. А у тебя еще есть доллары?
— Нету.
— Эх, жаль. Может, у папы есть, и он нам торт купит, когда вернется?
— Может и купит.
***
На следующий день я чуть не потерял глаз. В дровнике не хватало поленьев, и я решил порубить часть кругляков. Отлетевшая щепка впилась в склеру, так что пришлось ехать в больничку. Врач быстро достал занозу, сказал, что с роговицей бы так легко не получилось, и заставил носить повязку.
Теперь я похож на пирата, езжу на процедуры и на обратном пути заскакиваю в магазин за продуктами. Каждый раз Сашка рисует на новой повязке череп и кости и называет меня старым Пью. Я не спорю, а только размышляю, достаточно ли наказан за смерть воробушка. Надеюсь, что да. А еще меня радует, что глаз заживет до приезда родителей. Это значит, что нас не пропалят, и отец купит мне часы.
Это вымышленная история. Все совпадения случайны.
Комментариев 0