Принято считать, что отцом-основателем гонзо-журналистики является великий и неподражаемый забулдыга, вторая половинка Джонни Деппа, отражатель грязной реальности, профессиональный провокатор Хантер С. Томпсон. Его творчеством все еще восхищаются молодые авторы, которых привлекает гонзо-стиль. Они впечатляются манерой писателя препарировать суровую политико-социальную реальность США через личный опыт, считая Хантера единственным, кто умел так делать. Но как бы удивились эти подражатели, узнав, что такой метод использовался в конце 19 века. И популяризировала его американская журналистка Нелли Блай, однажды симулировавшая помешательство, чтобы проникнуть в женскую психушку, а затем опубликовать репортаж об отвратительных условиях содержания пациенток.
В 2016 году в журнале Newsweek вышла программная статья Зака Шонфельда, где автор заявил, что гонзо — всего лишь ответвление иммерсионной журналистики, которая получила распространение еще в 19 веке. Шонфельд дал ей современное название — «трюкалистика» (stunt journalism). В статье он рассуждал о деградации этого все еще распространенного направления, когда современные авторы описывают, можно ли неделю прожить на одном бурито. Куда уж им до смелых путешественников, нырявших в опасный алкогольный угар на Дерби в Кентукки, чтобы потом рассказать, каково это — раствориться в толпе обезумевшего глубинного народа и выжить.
Вообще, трюкалистика — это жанр журналистики, в котором расцветает иммерсия, погружение, искусственное увеличение и, в итоге, отображение. То есть текст пропущен через собственный опыт репортера и пишется, как правило, от первого лица. Не без субъективизма, естественно. У трюкалистики есть мать-основательница, не столь известная россиянам, но крайне популярная в Америке. Имя ей Элизабет Джейн Кокрейн, и родилась она в Пенсильвании за сотню добрых лет до издания «Ангелов ада».
Для начала, это первая женщина, которая выбила себе право заниматься расследовательской журналистикой и зарабатывать таким образом на жизнь. И писала она свои очерки после экспериментов над собой. Во-вторых, «Леди Сенсация», как ее называли тогда, публиковала свои самые известные статьи в издании The New York World под руководством того самого Джозефа Пулитцера. Этот медиамагнат считается родоначальником так называемой «желтой прессы» за заголовки под стать дешевым любовным романам и громкие разоблачения. Высшую премию США, которую он основал, присуждают за «приверженность человеческим интересам» и «удовлетворение любознательности». Именно этим занималась Кокрейн, взявшая себе, как и все женщины-журналистки того времени, псевдоним. Тогда в Америке была популярна веселая песенка про неунывающую служанку Нелли Блай, которую сочинил и исполнял американский певец Стивен Фостер. Под этим именем мир и запомнил Кокрейн.
Все это стало возможно в конце дискриминирующего женщин 19 века случайно и благодаря, опять же, дискриминации. В те времена интернета не было, а посему общались любители анонимности через газеты. В Pittsburgh Dispatch в 1885 году пришло полное жалости к себе письмо «встревоженного отца», который вопрошал: как же ему воспитывать пятерых дочерей, «если даже родная мать пытается навязать им мысли о выходе из зоны комфорта?». В ответ постоянный автор газеты Эразмус Уилсон разразился оскорбительной колонкой про место женщины на кухне и под мужем. Женщин, которые сами зарабатывают себе на жизнь, Уилсон назвал «чудовищами».
Конечно, в редакцию посыпалась масса гневных писем, но среди них было одно, столь продуманное и язвительное, что главный редактор Джордж Мадден опубликовал в своей газете объявление с просьбой о встрече с «одинокой девушкой-сироткой» — так подписалась Кокрейн. На следующий день 20-летняя «сиротка» явилась в редакцию и получила предложение написать открытое ответное письмо Уилсону. Через пару дней вышла статья «What shall we do with the girls?» («Что нам делать с девушками?») с подзаголовком-разъяснением «без таланта, без красоты, без денег». Суть письма сводилась к следующему: вместо того, чтобы переживать за мораль в обществе, его охранители лучше бы давали девушкам нормальную работу.
Ответ Уилсону был дан не голословный. Столь понимающей современные реалии Пинк (это прозвище Элизабет Кокрейн получила за любовь к розовому цвету) стала в силу обстоятельств. Родилась она в состоятельной семье судьи в городке Кокрейн Миллс (Cochran Mills), названном его именем. Но отец умер, когда Элизабет было только шесть лет, оставив ее, жену и еще семерых детей. Мать снова была вынуждена выйти замуж, в этот раз не столь удачно, и с домашним тираном пришлось развестись и уехать в Питтсбург. Там она открыла пансионат, а будущая журналист-дочь ей как могла помогала.
В Питтсбурге Блай, которую в газету взяли за малоуместный тогда, но здравый феминизм, часто вынуждали писать о шляпках, цветах и светских балах, как других журналисток. Но Блай на сплетни и садоводство не хватило, и она напросилась спецкором в беднейшую и пронизанную коррупцией Мексику, откуда ее изгнали за критику правительства, пригрозив арестом. В 1888 году она опубликовала сборник мексиканских статей «Шесть месяцев в Мексике». Вернувшись на волне популярности, Блай решила, что сможет и в Питтсбурге браться за социальные тексты и разоблачения. Но главред оказался не настолько прогрессивным и уволил ее после статей об унизительных для женщин условиях работы на питтсбургском заводе, которые задели местных магнатов.
И вот тогда она отбыла в Нью-Йорк и попала к Пулитцеру в The New York World. Главный ее текст, благодаря которому была реформирована американская система здравоохранения, а Блай получила карт-бланш на «трюкалистику» и не умирающую по сию пору известность, — «Десять дней в сумасшедшем доме».
В своих очерках Блай подробно описывает, как пришла эта идея в голову ее редактору, как она готовилась к тому, чтобы попасть в закрытую ото всех, кроме пациентов, лечебницу острова Блэкуэлл, и как ей, прикинувшись психически нездоровой, удалось обмануть всех — от пациенток до полицейских и судей, от санитарок до узкопрофильных медиков.
22 сентября 1887 года редактор спросил меня, смогу ли я устроить свое заключение в одну из лечебниц для душевнобольных в Нью-Йорке, чтобы откровенно и без прикрас поведать о том, как обращаются там с пациентами… Полагаю ли я, что мне хватит мужества вынести суровые испытания, которых потребует подобное поручение? Сумею ли я симулировать душевную болезнь в такой мере, чтобы ввести в заблуждение докторов?
— Нелли Блай
Спойлер: легко. И именно этим кичилась и одновременно возмущалась автор на протяжении всего своего рассказа, который взорвал американское общество. Такой эффект очерки из психлечебницы получили не только из-за необычной для общества того времени теме репортажа, но и благодаря простодушному, наивному и пропущенному через свою впечатлительность рассказу Блай.
Подо мной была простыня и клеенка, другая простыня и черное шерстяное одеяло сверху. Я никогда не ощущала ничего более раздражающего, чем это шерстяное одеяло, которое я пыталась подоткнуть под плечи, чтобы под него не просачивался холод. Когда я подтягивала его повыше, мои ноги обнажались, а когда опускала пониже, снаружи оказывались плечи… Я лежала без сна, представляя себе, какая случилась бы трагедия, если бы в лечебнице вспыхнул пожар. Все двери были заперты, каждая по отдельности, а окна забраны решетками, так что спасение было бы невозможно...
— Нелли Блай
Издевательство санитарок, неквалифицированность психиатров, нежелание руководства содержать умалишенных хотя бы в тепле и здоровой сытости поразили американцев. И властям пришлось лечебницу для умалишенных Блэкуэлл, а заодно и всю нью-йоркскую психиатрическую систему экстренно реформировать. А общество получило образ женщины-журналистки, которая может себя обеспечить подобной работой.
Позже были и другие статьи: про убийства тысяч кошек верующими фанатиками ради «их же блага», покупку младенца за 10 долларов, поиск мужа через брачное агентство и много других работ Нелли Блай, где она, работая под прикрытием, рассказывала о самых обычных явлениях американского общества и демонстрировала их жестокость, убогость, а порой и глупость.
Все они собраны в книге российского издательства Individuum «Нелли Блай. Профессия: репортерка», выпущенного в октябре 2021 года. Переводила статьи Блай Варвара Бабицкая, а предисловие написала журналист и директор по развитию фонда «Жизненный путь» Вера Шенгелия. В сборник не вошли очерки из 72-дневного кругосветного путешествия Блай, когда она в 1889 году решила переплюнуть Жюль Верна, проехав по его же маршруту в одиночку и с одним саквояжем. Блай сама написала по мотивам своих статей книгу «Вокруг света за 72 дня», и ее опубликовали на ЛитРес в 2019 году.
После того, как Блай вернулась на 8 дней раньше в точку, откуда началось ее путешествие, — в Нью-Йорк, ее встречала многотысячная толпа. Журналистка стала столь узнаваема, что работать под прикрытием больше не смогла. Получив в 1895 году предложение руки и сердца от престарелого магната-миллионера, она не устояла и бросила-таки репортерство на 10 лет. После смерти мужа Кокрейн возглавила империю Iron Clad Manufacturing Co, на какое-то время успешно, но в итоге обанкротилась и вернулась в журналистику. А там случилась Первая мировая, и Нелли Блай отправилась на Восточный фронт, став первой женщиной-репортеркой, освещавшей оттуда бои.
Скончалась Элизабет Кокрейн в 57 лет от традиционного для 20 века воспаления легких в январе 1922 года. Некролог ей вышел со словами «Умер лучший репортер Америки» (умерЛА репортерКА???).
Про нее есть несколько художественных фильмов:
«Приключения Нелли Блай» (1981);
«10 дней в сумасшедшем доме» (2015);
Побег из сумасшедшего дома: История Нелли Блай (2019).
В 1966 году в нью-йоркском Бруклине в честь журналистки открыли парк развлечений, мотивировав такое решение тем, что она была одной из самых известных авантюристов-путешественников Америки.
Судя по всему, можно стать иммерсивным гонзо и заслужить славу при жизни и лет на 150 вперед минимум, будучи не пьющей водку с калуа и не употребляющей амфетамины женщиной в розовых платьях. С наивным среди грязной реальности слогом и, что важно, без пули в башке (прости, Хантер).
Комментариев 0