Мы привыкли к тому, что направления современного искусства рождаются на западе и лишь затем приживаются в России. Так было с импрессионизмом, брутализмом, граффити, рэпом и множеством других популярных течений. И в этом нет ничего постыдного. Возможно, наша роль в мировой культуре — не придумывать, а заимствовать лучшее и на его основе создавать оригинальные художественные приемы. Благодаря такому подходу появились русские символизм и авангард, признанные самобытными явлениями в модернизме.
Впрочем, иногда схожие по стилю произведения создаются в одно время в разных частях света. Виной тому прозаики и поэты, которые всегда первыми чувствуют дух перемен. Характерная история произошла и с гонзо — весомой частью, почти синонимом, грязного реализма.
Увы, у этого термина не было шансов получить русское название, хотя в прозе советского периода встречается как минимум один классический образец. Пока у маргинальных писателей в США и Европе бурлила мысль, государственная цензура душила их собратьев из советского андеграунда. Те, кто хотел добраться до читателей, выбирали самиздат и тамиздат, если удавалось напечататься за рубежом. Правда, за «подрывную» работу они рисковали отправиться в психушку или попасть под арест. Словом, литераторам было не до классификации стилей и направлений. Поэтому все их творчество относят к огромному и разнородному подпольному искусству СССР.
В серии публикаций на Gonzo & Co мы расскажем о нескольких русских творцах, которые не искали сюжеты на стороне и брали за основу свою жизнь, как и принято в гонзо.
Печальный хулиган с горячим сердцем
Мы знаем поэта Есенина по школьной программе как величайшего голоса русской души, влюбленной в Родину, ее природу и культуру. Однако что бы сказали старшеклассники, если бы учитель на уроке литературы прочел им это:
Жизнь, как коня, держи за узду,
Не охай и не ахай.
Если тебя посылают в пизду,
Посылай всех на хуй!
Скорее всего, они бы оценили. И не только из-за мата, хотя нецензурное творчество лишь подчеркивает богатство поэтического языка Есенина. Это четверостишье приоткрывает другую — темную сторону личности поэта, о которой в школе говорить избегают. А стоило бы. Его ранняя лирика прекрасна, но в наш приземленный век читатель ждет правды жизни. На русском языке в стихах лучше Есенина о ней не расскажет никто.
Нам интересен поздний, постреволюционный период творчества поэта, когда он окончательно распрощался с крестьянством и погрузился в богемную городскую среду, полную соблазнов и грязи. А затем его чистая душа деревенского парня, переодетого в денди, ярко сгорела в кутежах и пьянстве.
Я чувствую себя хозяином в русской поэзии и потому втаскиваю в поэтическую речь слова всех оттенков, нечистых слов нет. Есть только нечистые представления. Не на мне лежит конфуз от смелого произнесенного мной слова, а на читателе или на слушателе.
— Сергей Есенин
Поэт черпал вдохновение и сюжеты с самого дна, и чем больше он туда погружался, тем мрачнее становилась поэзия. В 1923 году в Берлине выходит сборник «Стихи скандалиста», который сразу запретили в СССР. В предисловии к книге Есенин пишет, что не видит разницы между красивыми и матерными корявыми словами. Каждому из них есть место в его стихах. А если читателя что-то смущает, то проблема в его ханжестве.
«Я чувствую себя хозяином в русской поэзии и потому втаскиваю в поэтическую речь слова всех оттенков, нечистых слов нет. Есть только нечистые представления. Не на мне лежит конфуз от смелого произнесенного мной слова, а на читателе или на слушателе. Слова — это граждане. Я их полководец. Я веду их. Мне очень нравятся слова корявые. Я ставлю их в строй как новобранцев. Сегодня они неуклюжи, а завтра будут в речевом строю такими же, как и вся армия», — писал поэт в предисловии к сборнику «Стихи скандалиста» (1923, Берлин).
Вершиной земной поэзии Есенина стал автобиографичный цикл «Москва кабацкая» 1924 года, где он наизнанку вывернул душу хулигана, бабника и гуляки. Книга, насыщенная реалистичными образами, написана по мотивам его многочисленных связей с женщинами, кабацких загулов с бандюгами и проститутками, размышлений о губительном влиянии «обрюзгшего города», который поэт любил и ненавидел одновременно.
Я не знал, что любовь — зараза,
Я не знал, что любовь — чума.
Подошла и прищуренным глазом
Хулигана свела с ума.
Пой, мой друг. Навевай мне снова
Нашу прежнюю буйную рань.
Пусть целует она другова,
Молодая красивая дрянь.
Этот грязный реализм в стихах остается единственным примером в русской поэзии, где читатель видит в лирическом герое только Есенина и вместе с ним делит боль и тоску от разочарования в новом мире и болезненного разрыва с матерью-природой.
Комментариев 0